Оглавление.

(Прим. переводчика. Больше, чем просто помогает Макс Канчуков. Более того, у нас еще одна новость. Александр Бендерский взвалил на себя тяжелое бремя редактора и корректора).

В моей карьере есть один случай, который расскажет обо мне больше, как о баскетболисте, чем что бы то ни было. Это произошло в конце сезона 89-90, когда мы выиграли второй подряд титул чемпиона с «Детройтом» в серии против «Хьюстон Рокетс». Счет в игре был равный, и до конца встречи оставалось примерно минута. Хаким Оладжувон обыграл меня и собирался поставить сверху. Я понял, что он меня обыграл, но я не мог позволить ему так легко набрать очки. В то время «Детройт» никогда не сдавалась. Мы накрывали каждый бросок, сражались за каждый подбор и ныряли за каждым уходящим в аут мячом. Когда Хаким взмыл вверх, я тоже прыгнул ему вослед. Он был выше и сильнее, чем я, но я был полон решимости остановить его. В этом моменте я поставил ему блок-шот. Это выглядело так, как будто бы я выбил мяч прямо из кольца.

Когда я понял, что произошло, мне показалось, что весь мир вокруг замер на секунду. Как только моя рука прикоснулась к мячу и отбросила его, я подумал: «Неужели я действительно сделал то, что хотел сделать»? Это момент меня просто потряс. Я посмотрел на фанатов и увидел, как все они застыли с открытыми ртами. Я расплакался. Прямо на площадке я плакал, как ребенок. Это был момент совершенства, который шел вразрез со всей моей жизнью: я был избит до смерти и оставлен умирать, но вернулся и шокировал весь мир.

И я расплакался прямо на паркете. Я не стеснялся показывать свои эмоции. Я не крутой парень, который бы стеснялся своих слез перед двадцатью тысячами болельщиков.

Я хотел заплакать, и я заплакал. В тот момент я просто выпустил все, что накопилось во мне за всю жизнь. Этот момент показал все то, что я могу и делаю на площадке. Я не сдался, я дрался, как лев, и даже в мыслях не позволил себе сомневаться в том, что смогу сделать это.

Пожалуй, никто за всю историю НБА не играл так эмоционально, как это делал я. Вы никогда не увидите никого, кто хотел бы показать всего себя без утайки на площадке, быть открытой книгой для всего мира.

Некоторые игроки говорят об этом, некоторые думают, что они действительно открывают себя всем, но сколько из них действительно это делают ? Сколько людей могут отличить настоящую эмоцию от той, которую ты тренируешь у зеркала?

Самое популярное мнение обо мне в том, что я такой крутой парень, которому пофигу на все и всех. Но когда вы увидите меня, плачущим из-за чего-то, например, из-за того что я не могу увидеть свою дочь, вы увидите меня с другой стороны, у вас сформируется другое мнение обо мне. Это мои естественные эмоции, и в них нет ничего поддельного.

Такое ощущение, что НБА хочет разгадать одну большую загадку: «За что люди так любят Денниса Родмана»? Люди, которые не знают ответа на этот вопрос, никогда не сталкивались с подобной ситуацией. Ответ прост: люди, которые прошли через многое, через лишения, люди с тяжелой судьбой видят во мне равного человека.

Я выхожу на площадку и мне выкалывают глаза, мне ломают нос и ребра. Я люблю боль, которую приносит игра, она продлевает мне жизнь. Я всегда любил боль, с тех самых времен, когда мы играли в футбол на асфальте в Oak Cliff. Я выйду на площадку с кровью, текущей по форме, или костью, торчащей из руки, и все равно буду бросаться за каждым мячом. Я так же крут, как механики, дальнобойщики и сантехники. Я близок к ним. Я играю до последней капли крови, а они понимают и ценят это. Им наплевать на все остальное, на те вещи, на которые, по мнению руководства Лиги, они должны обращать внимание.

Я чувствую, что у меня есть сила, чтобы показывать всему миру свои чувства, а каждый человек в мире отвечает мне тем же. Они чувствуют боль, агонию, стресс. Люди могут взглянуть на меня и сказать: «В НБА есть не только козлы». Я не один из из милых мальчиков, я не один из самых больших парней. Я даже не близок не похож на них. Мне надирают задницу парни типа Чарльза Оукли и Кевина Уиллиса, ребята которые на 40 фунтов тяжелее или на 5 дюймов выше, чем я, а иногда и выше и тяжелее. Но когда фанаты просматривают статистику, то видят рядом с моей фамилией 20 подборов за игру, а не рядом с фамилией другого большого парня. Они говорят: «Ты знаешь он пашет на площадке так, как никто другой».

Лига может зарабатывать на красавчиках, но о ком все говорят, когда покидают арену? О Деннисе Родмане . Я не пытаюсь привлечь внимание, выходя павлином на площадку. Я играю в баскетбол так, как положено в него играть. Я делаю это для детишек, которые приходят в арену и говорят: «Мама, папа, мне нравится этот дядя с зелеными волосами».

Но я не только из крашеные волосы и татуировки. Если бы я красил волосы и играл так, как Крис Дадли, всем было бы пофигу на меня. Ты должен приковывать к себе внимание, находясь на площадке, ты должен делать так, чтобы люди которые наблюдают за тобой, чувствовали то же, что чувствуешь ты сам.

Ты должен и шутить, и быть серьезным. Ты должен показывать всю грусть и все счастье, что находятся внутри тебя, фанатам. Игра может развиваться по-разному с белыми полосами и черными полосами, и фанаты переживают те же эмоции, что и ты, когда смотрят игры. Если они наблюдают за мной, я заставляю их почувствовать все то, что чувствую я сам. Я могу разозлиться и заработать технический фол, или я могу расстроиться так, что толкну Скотти Пиппена на трибуну, или могу быть счастлив настолько, что расплачусь прямо на площадке.

У меня было много эмоциональных моментов, когда я играл за «Пистонз». Я поставил командный рекорд в подборах за одну игру 4 марта 1992, когда мы играли против «Индианы Пейсерс», у меня было 32 подбора. У меня будто бы включился радар. Я знал, в каком направлении летит каждый мяч, и я знал это прежде, чем кто-либо мог что-либо сделать. Предыдущий рекорд был поставлен Бобом Ленье, который был ростом 6 футов и 11 дюймов и весом 270 фунтов, один из самых больших ребят в лиге. Когда я узнал о том, что побил рекорд, я так обрадовался, что заплакал. После игры меня спросили, является ли это самым большим достижением в моей жизни. Я сказал: «Нет, то не самое главное достижение в моей жизни. Самое главное достижение в моей жизни, это то что я сумел ее изменить». Так было тогда, так есть и сейчас.

Когда что-то удивительное происходит со мной, я всегда вспоминаю, с чего я начинал, и как странно, что я смог достичь чего-то большего, чем просто список судимостей в моем деле. В такие моменты все пролетает перед глазами, и отчасти поэтому я так эмоционален.

Мне кажется, что игра способна приносить такого рода эмоции. Игра священна, практически свята. Я понял это в «Детройте», когда мы играли в баскетбол так, как нужно в него играть. Каждый игрок в команде хотел играть правильно. У каждого была своя роль, и вместе мы делали что-то прекрасное на площадке. Мы были «Плохими парнями», мы были сильными и жесткими, но люди, которые действительно понимают баскетбол, видели в этом красоту. Из всех вещей, которые были сказаны обо мне, есть одна которую никогда не скажут. Никто никогда не скажет, что я не уважаю игру. Они могут критиковать меня за то, что я не разделяю их видение хорошего и плохого, но как только я оказываюсь на площадке, они просто затыкались.

Я прочитал однажды, как Дик Версачи, ассистент Дейли, сказал: «Ничто не может повлиять на желание Денниса выиграть. Он никогда не нарушал святость игры». Это довольно-таки серьезное высказывание, и я бы сам никогда бы не сформулировал его. Но это самая правдивая вещь, которую можно сказать обо мне. Меня всегда волнует все, что происходит на паркете, остальное меня не касается.

Возможно, никто моего размера больше никогда не достигнет того, чего достиг я. До меня ни один форвард не был лучшим в лиге по подборам два года подряд, сейчас идет четвертый год, и я не собираюсь останавливаться на достигнутом рубеже. В Лиге были форварды, которые были хороши на подборе – Чарльз Баркли, Майкл Кейдж, Трак Робинсон, - но никто из них даже не приблизился к полному доминированию в подборах, подобно мне. И я не лидирую в Лиге с показателем в 12 или 13 подборов за игру, мой средний годовой показатель - более 17 подборов.

Я думаю, что сейчас НБА пытается оттолкнуть игроков от достижения таких целей. Они пытаются создать образ, который уничтожит все эмоции и командную игру. Возможно, Вы больше никогда не увидите парня, который будет играть так, как я, забирать все подборы и отрабатывать в защите, позволяя другим игрокам набирать очки. Есть шанс, что попади я сейчас в НБА, я бы не заиграл, потому что сейчас всем нужен забивала, который несет в себе маркетинговую ценность. Сейчас игры в НБА похожи на непрекращающиеся матчи Всех Звезд. Парни хотят забивать сверху, быть заметными и каждый вечер видеть себя на канале ESPN в программе Spоrts Center.

Команды способствуют этому. Зайдите на любую арену и посмотрите, что происходит за пределами площадки. Создается такое впечатление, что баскетбол отходит на второй план. Вас накроет волна музыки, а потом представления группы поддержки и различных трюкачей. Здесь вы уведите и парней, которые ставят сверху, прыгая с батута, танцующие гориллы и хайлайты во время тайм-аутов. Эти вещи отвлекают внимание от игры. Такого рода развлечения могут быть во время перерыва и возможно тайм-аутов, это я могу перетерпеть, но многие команды злоупотребляю этим. Ведущие орут немыслимым голосом, музыка разрывает воздух в тот момент, когда мы пытаемся играть в эту гребаную игру.

Я вспоминаю, что в то время, когда я пришел в Лигу в 1986 году, самой главной вещью была игра. Люди приходили, чтобы посмотреть баскетбол. Сейчас все по-другому. Лига взяла игру и попыталась превратить ее в увеселительное мероприятие для всей семьи. Все нацелены на то, чтобы семьи были счастливы и чувствовали себя комфортно. Это отвлекает от игры, люди уже не переживают те эмоции, которые переживали раньше. Если принимающая команда берет тайм-аут после того, как пропустила рывок противника и позволила им набрать много очков, то фаны должны быть спокойны и вести себя тихо, даже если они просто в бешенстве. Но процесс игры построен сейчас так, что времени на то, чтобы быть тихим и спокойным, у болельщика просто нет! Как только звучит свисток судьи на тайм-аут, на паркет выбегает группа поддержки со своими фирменными улыбочками, музыка грохочет так, будто бы это День Независимости США. Теперь все должны быть счастливы, все должны улыбаться и танцевать. Это все говорит о том, что сейчас игра не слишком важна.

Победа отошла на второй план. Эмоции тоже. Вместо серьезных соревнований мы устраиваем шоу. НБА верит в то, что единственной важной вещью сейчас является способность развеселить фанатов и отправить их домой счастливыми. Лига думает, что пары данков для этого достаточно. Но этого не достаточно. Самое главное - это игра. Вы можете развлечь людей, и они хорошо проведут время, если они будут смотреть тот баскетбол, который должен быть. Достаточно играть в баскетбол. Это великая игра.

Лига отстранилась от вещей, которые сделали ее великой. Лучшие годы НБА были в период с 1981 по 1990, когда такие парни, как Мэджик Джонсон, Ларри Берд и Айзейя Томас, попали в Лигу и вознесли ее на тот уровень успеха и популярности, на котором она сейчас находится.

Лига не была тем, чем она стала сейчас, предлагая новичкам 70-миллионные контракты прежде, чем они проведут хотя бы минуту на паркете. Она стала тем, чем стала, из-за той игры и из-за людей в Лиге, которые знали как в эту игру играть. Они любили и уважали баскетбол. Они заботились о нем. Неужели они делали слишком много?

Если бы в Лиге не было таких парней, как Берд, Мэджик, Майкл и Айзейя, ну и таких парней, как я, НБА, наверное, по популярности находилась бы как раз за фанатами бейсбола. Это было бы отличное шоу, но игра и команда должны стоять на первом плане.Всегда. Наша команда "Пистонз" была прекрасным экземпляром ребят, которые изучили игру вдоль и поперек. Ты всегда знал, где будет твой партнер и что он будет делать до того, как он окажется там. Сейчас же я наблюдаю за некоторыми командами, и у меня складывается такое ощущение, что эти ребята просто встретились на площадке и произвольным образом разделились на команды.

Когда я просматриваю записи наших игр с "Селтикс" или "Лейкерс" против "Селтикс", нас и "Буллз", то вижу баскетбол в чистом виде. Ребята рвут свои жопы. Ныряют за каждым мячом. Броски Берда, проходы Айзейи, Ламбир, который надирает чью-то задницу, я, накрывающий Клайда Дрекслера или Берда, или Пиппена. Это была самое крутое спортивное время, которое я когда-либо знал.

Эмоции, которые я испытывал в плей-офф против "Селтикс" или "Буллз", я никогда доселе не испытывал. У нас была цель - надрать задницы этим ребятам, и мы шли на все, чтобы это сделать. В "Сан-Антонио" ребята не могли накрывать каждый бросок и играть так, как будто это вопрос жизни и смерти. Они не понимали, что готовится к плей-офф надо отличным от подготовки к регулярному сезону способом. В плей-офф обстановка накаливалась до предела, и ты должен был быть готов к этому, чтобы должным образом соревноваться.

Команда в Детройте отодвигала все на задний план, чтобы достичь чемпионства. В сторону отправлялись дети, жены, девушки – все, что не было баскетболом. Чтобы достичь своей мечты, ты полностью посвящал себя игре. Если ты этого не делал, кто-то обязательно тебе об этом говорил. Рик Махорн или Билл Ламбир позвали бы тебя в заднюю комнату – я знаю что говорю, они делали так со мной, - и сказали бы: «Слышишь, братишка, следуй наше цели. Мы все в одной лодке, и ты не можешь забивать на это».

У всех было чувство, что они проводят особенные годы в НБА. В одно время в одном месте в Лиге собрались потрясающие игроки. До этого времени НБА была похожа на пустошь. Над ней нависла тень банкротства. НБА была похожа на странствующий цирк шапито, в котором никогда не заканчивается кокаин. Команды даже близко не собирали полные площадки зрителей, как они делают это сейчас.

Я невероятно счастлив, что являлся частью той поры, когда лига возрождалась, и частью одной из команд которая возродила ее. Сегодня игроки ничего не знают об игре. Все, что они знают сейчас заключается в подсчете денег, славы и секса, которые они получат. Вся до смешного просто: у кого лучшие машины, у кого лучшая одежда, кто станет лучшим?

Игра? Да пошла она...

Во всей лиге можно найти таких людей. Новички ничего не знают об игре. Они приходят в лигу слишком рано и получают бешеные деньги, у них нет нужды в изучении и понимании игры. И примеров таких людей море. Такие парни, как Рашид Уоллес и Гленн Робинсон, которые отличные игроки, не готовы к доминированию в лиге несмотря на то, что всех заставляют в это поверить.

Я понимаю, что у игроков есть много денег, они все хотят хорошо выглядеть, иметь классную тачку, но, ради Бога, заботьтесь об игре! Пожалуйста, заботьтесь об игре!

Мне грустно смотреть сегодняшние игры. Мы работали так упорно, чтобы вывести Лигу на определенный уровень, и вдруг все вышло из-под контроля. Лига сегодня очень и очень нездорова. Большинство ребят, которые приходят в НБА, покупаются на тот имидж, созданный лигой, и они об этом жалеют. Такая жизнь не дает ничего, кроме душевной раны, которая не затянется никогда. В твоей жизни будет дыра, которая не затянется, рана, которую не залечить. Она будет расти и расти до тех пор, пока она не станет охренительно большой, и ни один доктор в мире не будет в состоянии тебе ее зашить.

Эта дыра образуется, когда ты получаешь возможность все, что ты хочешь в жизни. У тебя есть доступ ко ВСЕМУ. И нет никаких правил, которые ты не мог бы нарушить, и границ, которые ты не мог бы пересечь. Но когда эта полоса в твоей жизни подходит к концу, когда ты был полностью выжат и никто больше не хочет получить твой автограф, что оставил ты после себя, чтобы заполнить эту дыру? Нет ничего, что ты создал, чтобы заполнить эту дыру.

Игра является отвлечением от рутины. Побегом от всего. Люди, которые смотрят баскетбол, обожают его потому, что они убегают от ежедневной рутины.Они забывают о проблемах, забывают о мужьях, женах, детях и боссах на два часа.

НБА поняла, что они могут зарабатывать деньги именно таким путем. Можно продавать футболки и постеры с классными моментами из игры. Лига ослабила требования к выступлениям игроков. Чувство, которое я испытывал в раздевалке "Пистонз", наэликтризованный воздух, энергию, исходящую от игроков, можно было потрогать руками, я никогда не испытывал такого чувства в Сан-Антонио. Я думаю такая энергетика была и в Хьюстоне, потому что Хаким принес ее туда, и в "Чикаго Буллз", но в большинстве команд ее просто не было.

Спад начался, когда в Лиге решили, что отличной идеей стало желание давать новичкам безумные контракты прежде, чем они начали играть в Лиге. А должно было быть все наоборот: если ты хорошо играешь, ты получаешь деньги. Они решили пойти другим путем и начали использовать игру как развлечение и инструмент для привлечения внимания, а не как спорт, так как это приносит больше прибыли.

Деньги меняют всех. Если кто-то утверждает обратное, то он просто лжет. Они изменили меня в самом начале моей карьеры, когда я попал в "Детройт" и получил свой первый чек. У меня никогда до этого момента не было столько денег. Я думал, что 6.50 в час, которые я зарабатывал в аэропорте, - это целое состояние. Теперь я смотрел на свою зарплату, которая составляла около 110 тысяч долларов, и внезапно мир стал другим. Я мог творить и покупать вещи, о которых в жизни не слышал.

Но деньги не изменили меня как игрока. А если и меняли, то в команде всегда были парни, которые тотчас направляли меня в нужное русло. Причина, по которой я играл в баскетбол, всегда оставалась той же. Все, о чем я беспокоился, была игра. Для меня это никогда не было работой. После всего того дерьма, через которое я прошел, как я вообще мог думать о баскетболе, как о работе?

Гленн Робинсон только пришел в Лигу и сходу начал зарабатывать 9 миллионов в год. Крис Уэббер подписал 68-миллионный контракт с "Голден Стейт Уорриорс" после того, как он покинул Университет Мичигана и был выбран первым в первом раунде. Посмотрите на первые пять-шесть пиков на драфте последних пяти лет, и вы увидите огромнейшие суммы, предлагаемые игрокам, которые еще ничего не достигли.

Это серьезно повлияло на игру. Игроки, которые приходили в Лигу в девяностых, не так всесторонне развиты как те, кто приходил сюда 10 лет назад. Не считая Джейсона Кидда и Анферни Хардуэя, все, кто приходит в Лигу, думают, что все, что от них требуется, заключается в набранных очках, хорошо выглядеть и за это все их будут любить. Молодые игроки не так упорно работают над собой потому, что они уже получили деньги. Они могут набирать одно очко за игру до конца своей жизни и все равно получать за это деньги.

Зачем напрягаться, если ты заработаешь 80 миллионов в следующие 10 лет, и выплата этой суммы гарантирована?

Я думаю, что Лига попала в сложную ситуацию. Очень хорошо, что команды зарабатывают деньги, что спорт набрал популярность, но ребята в Лиге пытаются привить новый образ игре, и я думаю, что однажды этот мыльный пузырь лопнет прямо у них на глазах.

Это очень похоже на то, что произошло с нами в "Детройте". Мы были «Плохими Парнями» - я, Ламбир, Махорн, Сэлли, - и Лига считала, что это очень класно. Они рекламировали нас как «Плохих Парней», и люди стали вестись на эту рекламу. Куда бы мы не шли, везде только и слышно было, что «Плохие Парни» сделали это, «Плохие Парни» сделали то. Мы любили этот ажиотаж и развивались как команда.

Спустя два года Лиге разонравился наш образ. Реклама и продвижение «Плохих Парней» уже не казалось хорошей идеей, и они отказались от нее. Мы были теми же парнями, которые играли в ту же игру, так же, но я думаю, что мы уже не были «Плохими Парнями» потому, что потеряли благословение Лиги. Мы были плохим примером для детей, наверное, потому что играли в баскетбол, так как в него должны играть. Это просто невероятно.

НБА БОИТСЯ МЕНЯ.

Руководство лиги полагает, что они должны держать меня в узде, если из меня не получился еще один Майкл Джордан, ведь я не стал человеком, из которого они смогут сделать очередную марионетку.

Я не есть продукт, созданный НБА. Их бизнес сосредоточен на другом. Они берут молодых парней, которые приходят в лигу из колледжа и создают вокруг них «маркетинтовую шумиху» до тех пор, пока они не становятся звездами. Они берут всем известных ребят из колледжа и сразу же швыряют их на свет софитов. Они выбирают тех игроков, которые представят, по их мнению, НБА в наиболее благоприятном виде. Представляют так, чтобы все покупали майки с именами этих игроков и голосовали за их участие в Матче Всех Звезд.

Сначала они создают картинку, потом начинают ею управлять. Но они не создали меня, и не могут меня контролировать.

Мне не понадобилась помощь лиги, чтобы оказатся там, где я сейчас. Я достиг всего этого вопреки их желанию, бро. Мне кажется, что Лига и "Сперс" хотели добиться того, чтобы люди разлюбили меня, и что же произошло? Они получили обратный эффект. Выпуски журнала Sports Illustrated в мае 1995 года со мной на обложке, та, где я одет только в кожаную накидку, и та, где на моем плече сидит одна из моих 15 экзотических птиц, стали самыми продаваемыми в том году, не считая номер с лучшими девочками в купальниках. Лига не могла понять, почему я был столь популярен.

Источник фото

Иногда лучше быть непохожим на всех.

Я откровенно верю в то, что Лига очень не хочет, чтобы молодые игроки пошли тем же путем, что и я. Прийти из ниоткуда и добиться всего самому - не для них. Руководство боится этого, потому что они хотят контролировать не только образы игроков, но и их самих.

За семь лет игры в Лиге меня воспринимали как парня, который выиграл пару титулов лучшего рибаундера лиги, не жалел себя во время игр и всегда говорил то? что думает. А этого было достаточно. Я не представлял особой угрозы, и я не выглядел так, как будто способным повлиять на Лигу. Я отрывался в Вегасе, тратил деньги быстрее, чем мог подумать, вытатуировал портрет моей дочери на предплечье. Я был новым явлением в лиге, но никто и подумать не мог, что это к чему-то приведет.

Потом неожиданно все изменилось. После той ночи на парковке The Palace, я решил что буду тем, кем я хочу быть, а не тем, кем меня хотят видеть другие. Или человеком, которым по мнению многих, я должен стать.

Когда я только попал в "Сан-Антонио", я перекрасил волосы. Я не пытался вложить в это какой-то смысл. Я просто хотел это сделать. Я пошел к парикмахеру в Сан-Антонио, и мы поговорили с ним о моей новой прическе. Тогда у меня были дреды, и я сказал ему, что хочу сделать кардинально изменить свою внешность. Я решил покрасить обесцветить свои волосы.

источник фото

Я сделал это в день, когда открывалась арена Alamodome. Все инвесторы, куча журналистов и около 5 тысяч фанатов были там и наблюдали, как мы тренируемся. Я опоздал на полчаса потому, что дурацкая покраска головы заняла много времени. Когда я наконец-то добрался до арены и меня представили всем присутствующим, я снял свою кепку, и мир увидел нового меня. Казалось, все сошли с ума. Дэвид Робинсон представил меня и дал мне микрофон.

«Вы можете любить меня или ненавидеть, - сказал я. - Но все, что я могу сказать это, когда я попаду на этот паркет паркет, я буду лучшим».

Это все, что я сказал. Я бросил микрофон на землю и ушел.

Когда я увидел реакцию людей на мой поступок, то понял, что настало время стать тем, кем я действительно хочу быть. Люди приняли меня. В Сан-Антонио меня начали называть «Разрушитель» после одноименного фильма с Уэсли Снайпсом.

Самое смешное в том, что все думали, что я копирую Уэсли Снайпса, впервые покрасив волосы, но я ничего не слышал об этом фильме до покраски. Я пошел в кинотеатр, чтобы посмотреть этот фильм и задумался. Вот ведь о чем все говорят.

Я полностью изменился в Сан-Антонио, и игра изменилась вместе со мной. Для меня ничего не стоило покрасить волосы в красный, оранжевый или зеленый цвет с «встроенной» в затылок красной лентой СПИД. Люди приходили и ждали чего-то от меня. У них даже были ставки по поводу цвета моих волос, и всякая хрень в таком же духе. Это было похоже на хаотичный лесной пожар, который никто не мог контролировать.

Это напугало НБА. Они не могли это контролировать. Я был за рамками их влияния, и Лига не знала к чему это приведет.

Я знал, что напугал их. Они боялись, что я привнесу что-то совершенно другое в игру, и я сделал это. Я привнес чувство собственного достоинства. Чувство достоинства каждому игроку. Я всегда старался быть человеком. Они испугались этого. Они не хотели, чтобы игроки шли и делали татуировки или в открытую говорили то, что думают. Когда я сделал свою первую татуировку, в Лиге, да и пожалуй во всем спорте, было очень мало людей с татуировками. Теперь посмотрите вокруг. У всех есть татуировки. Я больше не уникален, даже несмотря на то, что их в Лиге у меня до сих пор больше всех – одиннадцать. Почти у каждого чувака в колледже есть татуировка. Такие игроки, как Дэймон Стаудмайр пришли в Лигу с татуировками и никто их не замечает. Деннис Скотт набил портрет своего отца на руке, и всем наплевать на это. Некоторые игроки приносят что-то свое на площадку, и вы слепец, если думаете, что я никак не повлиял на эти новшества.

Суть дела в том, что Лига хочет контролировать своих игроков. Они хотят запретить игрокам делать естественные вещи. Они не хотят, чтобы кто-то оскорблял людей, которые покупают билеты, обеспеченных бизнесменов, потому что, только они могут сейчас позволить себе купить билет на матч. Никто не хочет видеть в Лиге парня на подобие меня. Меня, который наступает всем на ноги, совершает ошибки и делает обычные, естественные вещи.

Они хотят получить роботов которые умеют ставить сверху.

НБА всегда была первой в сфере маркетинга. Она с самого начала опередила американский футбол и бейсбол. Лига поняла, как может развиваться, если у топовых игроков будут только позитивные образы. Но они настолько ограничили себя в этом, что это превратилось в навязывание какого-то определенного образа болельщикам. По большому счету, это были Майкл и Шак. Они навязывали этих парней людям, буквально зажимая их горло. Скоро останется только Майкл и Шак, Шак и Майкл. Возможно к ним еще добавится Грант Хилл. И сколько можно будет их терпеть? Ко всему прочему НБА - место, полное лицемерия. Они говорят игрокам, что им нельзя делать: нельзя выражаться на площадке, жестко играть с избранными лиги, – но в то же время они держат карманы широкими, когда я делаю что-то экстраординарное. Каждый раз, когда они раздувают из мухи слона, они получают прибыль. Это и произошло в плей-офф 1991 года, когда я толкнул Скотти Пиппена на трибуну, что принесло ему несколько порезов на подбородке, что, в свою очередь, стоило мне 5 тысяч долларов. Это произошло опять в плей-офф 1994 года, когда я толкнул Джона Стоктона, и они отстранили меня на игру. Больше людей начинают интересоваться игрой, когда лига может преподносить меня как Плохого Парня НБА. Больше людей приходит, чтобы посмотреть, как я играю. Больше людей включают свои телевизоры, а Лига может использовать рейтинги, чтобы, в свою очередь, поднять стоимость рекламных площадей. Я знаю, как здесь все работает.

Лига как будто бы говорит тебе: «ОК, мы разрешим тебе вытворять вещи до определенного момента, до тех пор, пока это хорошо для нас, потом мы сядем тебе на шею и заставим тебя выглядеть как придурка». Когда они так делают, то это прекрасно выглядит со всех сторон. Они зарабатывают деньги, а заодно и создают впечатление у публики, что я нахожусь под их контролем.

По моему мнения, они стараются сказать, что я не могу быть мужчиной. Все сводится к простому: ты не можешь быть мужчиной. Ты должен быть тем, кем, по их мнению, является мужчина. Ты должен быть таким, каким рисуется «НБАшный Мужчина».

Те, кто придумали эти правила, очень похожи на Дэвида Стерна, 50-летнего белого мужика, который пришел в Лигу не оттуда, откуда я, и даже не оттуда, откуда большинство игроков НБА. Они не понимают ничего, кроме как получения прибыли от спорта. Они не понимают все те эмоции, которые испытывает игрок в этой Лиге. Послушайте, если парень хочет разозлиться, то почему бы не позволить ему это? Я хочу спросить Лигу: «Чего вы боитесь? Что кто-то покажет, что он заботиться об игре?

В Лиге есть слишком много игроков типа придурка Карла Мэлоуна, ребят, которые думают, что они слишком хороши, чтобы разговаривать со мной.

Эти «белые воротнички» слишком хороши, чтобы общатся с таким отбросом общества, как я. Они не могут общаться со мной вне площадки потому, что я слишком не похож на них. Я не ношу одежду, сшитую на заказ, и не хожу на «правильные» вечеринки. Я отдыхаю с настоящими людьми в настоящих местах, и они в жизни не пустят кого-то, с кем я отдыхаю, в их сраный клуб.

И больше всего их бесит то, что мне на них плевать. Не разговаривайте со мной, потому что я все равно не хочу с вами разговаривать. Не приглашайте меня на свои сраные вечеринки, потому что я все равно не приду.

Многие игроки в Лиге боятся меня, особенно новички. Они прочитали или слышали о том, как я жестко играю и ору на людей на площадке, или сплю в своем пикапе с заряженным ружьем, или встречаюсь с Мадонной. Они выходят на паркет, смотрят мне в глаза и не знают, чего от меня ожидать. Это мое преимущество. Я не теряю его потому, что не разговариваю ни с кем на площадке, я не разговариваю ни с кем из команды соперника и редко говорю с кем-то из своей команды. Поэтому новички смотрят на меня и удивляются тому, что я делаю, и даже немного пугаются того, как я это делаю.

Некоторые игроки подходят ко мне и спрашивают: «Что тобой движет, бро? Что заставляет тебя играть так? Как ты можешь бегать всю игру, бороться за каждый мяч и не уставать? И каждый раз, когда они меня спрашивают это, они смотрят на меня так, будто они не уверены до конца, хотят ли они знать правду.

С другой стороны есть такие парни, как Чарльз Баркли. Я даже сосчитать не могу, сколько раз он подходил ко мне и говорил: «Я хотел бы, чтобы ты был в моей команде два года назад. У тебя есть все, бро. У тебя просто есть все». Мы были очень близки к тому, чтобы играть вместе. До того как руководство Пистонз обменяло меня в "Сан-Антонио", я должен был отправиться в "Финикс" вместо Ричарда Думаса. Потом выяснилось, что Думас принимал наркотики, и сделка сорвалась.