Двукратный чемпион НБА остановился в шаге от смерти. И решил вернуться в жизнь.

Итак, я очнулся в больнице Невады. Двигаться не могу. Говорить – тоже. Заложник своего тела с трубкой в разрывающемся горле.

Паника.

Хотел вытащить эту трубку, но не мог: сил в руках оказалось недостаточно. Сбежались медсестры, чтобы остановить меня.

Вот снилась ли вам когда-нибудь погоня с монстром? Кошмар, в котором вы, убегая от дерьма какого-нибудь, падаете без сил? Ноги не слушаются, монстр прямо за вами, вы будто бы в замедленном действии. Как-то так я себя в тот момент и чувствовал.

Лежал, смотрел в потолок. Подходили доктора, говорили что-то, уходили. Возвращались. Опять уходили, опять возвращались. Хотя, может, это я так время от времени терял сознание.

Бывшая жена была в палате со мной. После всей той ерунды, что я наделал, был удивлен ее появлением. Честно говоря, увидев ее, я впервые задумался о том, в каком плохом положении нахожусь.

Как-то раз ко мне пришел лечащий доктор и рассказал всю правду: «Мистер Одом, вы были в коме последние 4 дня. Понимаете это?»

Говорить я не мог. Просто кивнул.

«Вы вообще каким-то чудом дожили до сегодняшнего дня. Мы и не думали, что вы продержитесь».

Я был полностью шокирован. Ничего не мог ответить, ничего не мог спросить. Впервые в жизни почувствовал себя беспомощным, двухдюймовым каким-то. 

На тот момент употребление наркотиков было повседневным для меня. Я употреблял кокаин практически все свое свободное время. Не мог это контролировать.

И даже не хотел.

Помню, как сидел в кровати, и почувствовал, как впервые в жизни не могу отговориться от своего положения. Ушел на целый день в себя. Все думал о словах бабушки, сказанных мне в детстве.

Словно видел перед собой ее лицо, видел так, как видят человека, сидящего рядом в одной комнате.

«Все тайное становится явным», – говорила она.

Думал обо всем, что окружало меня. О ситуациях, из которых не смог найти нормального выхода. Обо всем, что хотел скрыть. Скрыть от общественности. Но от Бога ведь не скроешь.

Лежал в своей кровати, подключенный к аппаратам. С плачущими людьми вокруг. Бежать было некуда. Будто бы Бог обратился ко мне: «Что бы ты там о своих поступках ни думал, надо остановиться. Дальше будет только хуже».

А хуже этого могло быть только одно.

Рик Джеймс выразился по этому поводу лучше всех.

«Кокаин – худший из наркотиков».

И он действительно худший.

Он заставит делать то, что ты бы никогда и не подумал сделать. Изменит тебя до неузнаваемости. Доведет до ситуаций, попав в которые будешь думать: «Как я вообще здесь оказался?»

В больнице я без конца задавал себе этот вопрос. Думал о людях, уже ушедших из моей жизни. Больше всего думал о своей матери. В детстве отца рядом не было. У него были какие-то свои проблемы с зависимостью. А мама была моим лучшим другом, очень заботливым. Мое первое жизненное воспоминание связано с ее голосом. Очень мягким голосом. И большими глазами.

На семейных вечеринках меня всегда спрашивали о ней: «Ламар, где твоя мама? Где Кэти? Где она?»

Она была самым что ни на есть центром вселенной Джамейки.

Помню, как огромным для своего возраста парнем начинал играть в американский футбол. Позаботиться о себе вполне мог и сам, но вот однажды, во время розыгрыша, встретили слегка жестко. Я потерялся, упал на газон, пролежал на нем секунд шесть, ну семь, может быть. Только хочу встать – слышу ее голос. Она выбегает на поле, крича: «Мук! Мук! Говори со мной, говори!»

Мук – прозвище, данное мне матерью.

Прибежала ко мне, я говорю: «Мам, ты что делаешь? Ты с ума сошла?»

Это ж Нью-Йорк. Все на меня смотрят с вызовом.

А она все равно: «Мук, Мук, ты в порядке? Где болит?»

«Мам, все хорошо, убирайся уже с поля!»

«Ладно, ладно! Ухожу! Просто должна была удостовериться, что все нормально».

Потом она вернулась на трибуну как ни в чем не бывало. Такой она, моя мама, и была. Всегда страховала своего сына.

Когда мне было 12, она заболела. Я знал, что она страдает от рака толстой кишки, но не понимал всех последствий. Она о них не рассказывала, оберегала меня. Помню только, как она попала в больницу, я поехал навестить ее, а она... Уменьшалась. Будто бы исчезала.

Как-то раз, по пути домой из больницы, бабушка сказала мне: «Знаешь, скорее всего, твоя мама скоро уйдет из жизни. Просто хотела подготовить тебя».

Помню, как в день ее смерти приехал в больницу и удивился тому, как рак разрушил ее тело. Быть может, отправься я на машине времени в тот день, и не узнал бы ее вовсе. Лицо маленькое, кровь изо рта. И все повторявшееся «Мук, Мук...»

Я присел рядом с ее кроватью. О том, что она сказала мне тогда, я до сих пор размышляю каждый день.

«Будь ко всем добр, Мук».

Не думаю, что в 12 лет можно хоть как-нибудь подотовиться к смерти матери. Она оставит свой след вне зависимости от того, насколько сильным ты себя считаешь.

Пройти через столь тяжелый период в жизни мне помогли бабушка и баскетбол. Они защищали меня. В тот день я просто пошел в парк поиграть. Ничего больше делать не хотелось. В баскетболе я видел единственный выход.

Помню, как новость о смерти матери стала расходиться по округе. Ко мне стало подходить все больше и больше людей. В конечном итоге вокруг площадки собрался целый район.

Я чувствовал, что все образуется. За мной приглядывала бабушка. За мной приглядывал район. За мной приглядывал Бог.

Так что вперед! Надо с этим справиться. Двигаться дальше, пока не дойдешь до рукопожатия с Ним.

Таким было мое видение жизни с 10-летнего возраста. Уже тогда я мог себе представить, как Дэвид Стерн поднимается на сцену, называет мое имя, называет команду, в которой я буду играть. Поздравления семьи. Все это уже представлялось моему воображению.

Быть может, вы подумали, что мои проблемы с зависимостью возникли из-за того, что я рос в Нью-Йорке, где наркотики – просто повсюду. Или что они начались после драфта. Но дело было не в этом. У меня никогда не возникало желание прикоснуться к чему-то более тяжелому, чем марихуана. Абсолютно не думал о кокаине.

Не пробовал его до 24 лет, когда отправился на летний отпуск в Майами. И... Хотелось бы мне назвать причину, по которой я сделал это, но ее попросту не было. Решение было спонтанным. Если б только я знал, какой эффект этот поступок окажет на мою дальнейшую жизнь... Никогда бы и не подумал об этом. Никогда. Но я уже решился. Уже сделал это. Принял решение, ставшее поворотным в моей жизни.

Примерно в то же время из жизни ушла моя бабушка. За короткий период времени я потерял слишком много членов своей семьи. Под кокаином мне становилось легче. Я не чувствовал тревогу. Не думал о боли и о смерти. Так что стал принимать его все чаще и чаще, но все еще контролировал себя. Наркотики не перетекали в повседневность.

Спустя два года я получил телефонный звонок, изменивший ход моего существования. Лето 2006. Всю ночь я веселился, не ехал домой.

Джейдену, моему сыну, было 6 месяцев. Он был дома, в своей кроватке. И мне нужно было быть рядом с ним.

Рано утром мне позвонила его мать. Она была в панике. «Эй, успокойся. Что не так?» – спросил я.

«Джейден... Он больше не проснется».

«Не проснется?»

«Нет. Скорая уже здесь. Они забирают его».

На тот момент я был в Манхэттене. Пришлось садиться в автомобиль и ехать до Лонг Айленда. В больнице мне сказали лишь одно: «Он не реагирует».

«Он умер».

«Умер? О чем это вы? Я его только что видел. Как это – умер?»

Мой сын... Он был жизнерадостным. Когда я заходил к нему, он вглядывался в меня, внимательно наблюдал. Говорить еще не умел, конечно, так что просто глазел. Взглядом он передавал мне свои мысли вроде: «Да, папа. Как дела?» 

Я видел его только что. Умер? Как это вообще, *****, возможно? Как он мог умереть?

Зашел в палату. Никогда не забуду лицо его матери. Лицо человека, не верящего в произошедшее.

Шестимесячный ребенок. Ушел из жизни.

Сейчас ему было бы 11.

Порой я задумываюсь о том, как бы он выглядел сейчас. Да чего уж там, думаю об этом постоянно.

Доктора сказали нам, что смерть наступила внезапно. Никакого объяснения. Никаких ответов. Просто... Смерть. Вот так вот. И все, что тебе остается, – принять это. С этим надо жить.

Все это вместе смешалось воедино. Вместе с наркотиками. Это шло на подсознательном уровне, я не мог дать себе отчет в том, что делаю. На мой взгляд, человек становится наркоманом подсознательно после цикла психологических травм.

Под кокаином сначала наступает опьянение, а затем эмоциональный спад. Как на американских горках. Опьянение, затем спад. Опьянение, спад, опьянение, спад. Становится стыдно. Ты начинаешь обдумывать причины, по которым все это началось. А потом все вновь идет по кругу.

Многие этого не понимают. Этот круг знаком только тем, кто прожил тяжелую жизнь и заработал себе зависимость. Женщины. Вранье. Ночи, которые я должен был проводить в домашней постели, но вместо этого проводил их с кокаином. Множество таких ночей. Учащенное сердцебиение. Езда на американских горках.

Вы думаете, мне не было стыдно? Думаете, я не понимал, что делаю?

Нет, поверьте, я был не так слеп. Стыд. Боль. Все это – части бесконечного круга. Мозг был взорван. Шли годы, мне перевалило за 30, карьера пошла под откос, я начинал выходить из-под самоконтроля.

В 32, 33 я просто хотел быть пьяным. Просто употреблять это. Тем временем, вокруг становилось все темнее и темнее.

В одну из ужаснейших ситуаций, связанных с зависимостью, я попал в мотеле. С наркотиками и чужой женщиной, в момент, когда зашла жена. Вот он – обрыв.

Для начала, меня нашли в мотеле.

В мотеле. 

Я миллионер. Выбрался из Джамейки и выиграл два титула НБА. И тут – мотель, какой-то непонятный человек рядом, кокаин. Все, чего я хотел, – достичь опьянения, и другого места для этого мне было не найти. Домой привезти ее не мог. Подонок – и никак по-другому назвать меня за такое нельзя. Подонок – и это правда.

Гормоны и привычки повели меня в направлении, по которому не хочет идти никто. Многие из числа великих людей пошли той же тропой, и, быть может, многие молодые люди, узнав о моей истории, подумали, что с ними-то такого не случится точно. Что они неприкасаемы и непоколебимы.

Так вот, непоколебимых не существует. Не бывает людей, невосприимчивых к боли.

Что самое безумное, мой дядя Майк работал в тюрьме. Тяжелый мужик, надо заметить. Один из тех родственников, что снимает перед своим племянником футболку со словами: «Думаешь, что ты силен? Ну, давай! Покажи мне свой лучший удар! Самый сильный!»

Я, конечно, всю силу вкладывал, но даже с места его сдвинуть не мог.

Раз в месяц они устраивали в своем отделении «семейные вечера». Он брал меня с собой. Меня часто интересовали заключенные; некоторых из них действительно можно было назвать гениями. Иногда дядя Майк отводил меня в комнату с конфискованным у них оружием. Поверьте, они могли сделать оружие даже из зубочистки.

Помню, как, смотря на все это самодельное оружие, восхищался смекалкой соорудивших его людей. Некоторые из них вполне могли бы стать хорошими инженерами. Как они вообще попали в тюрьму?

Говорил себе, что никогда не попаду под стражу. Никогда не попаду в эту среду.

Но, знаете ли, жизнь не так проста, как кажется.

Будучи наркоманом, человек не воспринимает никаких опасений. Я вот никогда не думал, что доведу себя таким образом до могилы. Не думал, что впаду в кому. Что буду иметь определенные проблемы. А потом я очнулся в больнице с трубкой во рту, и все это показалось близким и действительным.

Доктора поделились этим со мной, как только я вышел из комы. Мои дети приходили взглянуть на меня. Это убивало мое сердце, в сознании всплывали картины собственной матери на больничной койке.

Дети – единственное, что заставило меня подняться. Всю жизнь я был крупным и сильным парнем, так что осознавать, что дети видят меня в таком состоянии, было сложно. Было сложно даже говорить об этом.

Моему сыну, Ламару младшему, 16. Он скромный. Любит баскетбол. Этакая реинкарнация меня самого. Только более статная.

Моей дочери, Дестини, 18. Она умна, красива и тверда. Как только я начал разговаривать, она отрезала: «Отец, ты должен сам себе помочь. В противном случае, я и говорить с тобой не намерена».

Так я решил пройти курс реабилитации. Курс, помогающий легче воспринимать происходящее вокруг. Я всегда был тяжело переживающим человеком, но теперь учусь воспринимать окружающее по-другому. Ну или пытаюсь учиться.

Пару раз ко мне даже дети присоединялись. И это важно, ведь на реабилитации они смогли высказаться, рассказать о том, как моя зависимость повлияла на них.

Как-то раз, после одной из процедур курса, дочь сказала мне: «Да, вышло неплохо, но видеть тебя здесь я больше не хочу».

Теперь я трезв, но каждый день прохожу через борьбу. Зависимость сохраняется и будет со мной всегда. Она никогда не исчезнет. Я хочу принять даже сейчас. Но знаю, что не могу, потому что не могу умереть. Должен жить ради детей.

Все это – безумие... Когда я был в больнице и даже не мог ходить, меня навестили очень многие. Бывшие одноклубники. Кобе. Я получил тонну сообщений наподобие: «Черт, приятель, я по новостям услышал, что ты мертв. Очень рад, что ты все еще с нами».

Все это напомнило мне о том, кто я на самом деле и кем являюсь для окружающих людей.

Я пожал руку смерти. Но знаете ли, уйти в мир иной я успею, а вот вернуться уже не смогу. Наверное, мои похороны прошли бы неплохо: многие бы посетили их, быть может, кто-то встретился бы впервые за долгое время. Но нет, еще не время.

У меня все еще есть дети. Я все еще здесь. И, черт возьми, я все еще неплохо выгляжу.

Прошел через столько всего в этой жизни, что теперь просто хочу занять небольшой, совсем небольшой уголок планеты, где не нужно будет ни о чем переживать.

Каждое утро я рассматриваю фотографии.

Фотографии ушедших. Матери. Бабушки. Сына Джейдена. Лучшего друга Джейми.

Фотографии тех, кто со мной. Моих потрясающих детей.

Несколько минут рассматриваю их лица. Этакий акт напоминания о том, кем я должен быть. Ощущаю в себе теплоту. Энергию. Любовь. Это заряжает на весь день.

Словно прием витаминов.

Ламар Одом 

Источник: www.sports.ru