$2,500 для Америки чет ваще маловато, хотя бы 10к давали, а то реально пацаны старались...

Кириленко Кириленкой, а вот контест прям огнище!!!

Жаль, что за такие выступления парням платят прям копейки... 

Воу,как с такой массой ,можно так летать ,Машина!

В этом видосе всё охуенно, кроме Кириленко

1 минуту назад, <")))>< сказал:

Можно было бы в момент перепрыга по яйцам дать.

Просто вид у него, как у домовенка кузи какой-та.

Кириленко обиделся где-то в США.

Дом похоже не сгорел? иле после стройки забежал посудить? Может бригаду негоров наберал, крышу крыть без лесенок

11 минут назад, МухАн сказал:

Сдулся Андрей Геннадьевич. Была надежа  на него как на игрока крутого, что наш баскет приподнимет из говна, не оправдал(((

Че не смеётесь? Не смешно? Это Россия!

15 минут назад, МухАн сказал:

специально для тех, кто не в курсе про жим керри:https://mt.riafan.ru/blog/43137770919/Dzhim-Kerri-zayavil,-chto-udalilsya-iz-Facebook-iz-za-«rossiysko

Я действительно часто стал замечать, что Facebook удаляет посты, которые не выгодны для РФ. Например, критику Путена и прочих.

7 часов назад, baklanio сказал:

Дом похоже не сгорел? иле после стройки забежал посудить? Может бригаду негоров наберал, крышу крыть без лесенок

Мария Лопатова — о том, как потеряла дом и все воспоминания

В декабре 2017 года у Марии Лопатовой и Андрея Кириленко сгорел дом, гардеробная, картины. После лесного пожара в Лос-Анджелесе Мария приняла решение, что теперь ее воспоминания должны храниться в душе, а не в кубышке, гардеробной или сейфе.

РЕКЛАМА

Я закрываю глаза, пора спать. Медитация помогает мне расслабиться. Это чудесное чувство: мгновения до полного погружения в сон. Вот я открываю тяжелую стеклянную дверь, переступаю порог, вдыхаю аромат родных стен. Я дома. Но тут мои ноги подкашиваются: под ними нет пола. Я просыпаюсь. И понимаю, что это не сон. У меня больше нет дома. Он сгорел.

Боль от потери – это всегда горе. Маленькое, большое, огромное. Ушел муж из двушки в Митино или из особняка на Рублевке. Сгорела двушка в Митино или особняк на Рублевке. Механизм переживания одинаковый. Горе – это любовь, у которой нет пути. Мы проснулись в пять тридцать утра от воя сирен. Полыхал склон справа от нашего дома, сотни гектаров леса. Наши соседи Ким и Канье, Дженнифер Энистон, Лайонел Ричи, Илон Маск, видимо, тоже проснулись. Наш дом стоял в верхней части Бель-Эйра. Это был дом моей любви, к которой я шла пятнадцать лет. Я знала, что хочу жить именно здесь, еще до того, как он стал моим. Знала, с кем и как хочу здесь жить. И прожила в нем с мужем, четырьмя детьми и двумя собаками два с половиной года.

Особняк был построен Чарльзом Муром, великим американским архитектором-постмодернистом. Фотографии дома публиковались в журналах AD по всему миру, альбомах по архитектуре и книгах по ее истории. Я помню, как зашла в него первый раз. Агент по продаже получил «покет», наводку – значит, можно посмотреть дом до его официального выхода на рынок. Помощница агента, молодая девушка, с виду стажер, долго боролась с замками огромных стеклянных дверей, ведущих на террасу, и что-то причитала.

– Прошу прощения, но я здесь первый раз, так же, как и вы, – наконец сказала она мне.

– И, видимо, последний, – ответила я.

Лицо девушки исказила гримаса.

– В каком смысле?

– В том смысле, что мы хотим его купить.

ОСОБНЯК ДО ПОЖАРА

Это была любовь c первого взгляда. Мы с мужем в возбуждении переходили из комнаты в комнату, переглядывались.

Не говоря друг другу ни слова, думали об одном и том же: мы нашли то, что искали. Я уже представляла себе, где повешу Хёрста, Уорхола. «Пудель» Катарины Фрич идеально впишется в гостиную, а «Лего-Пегас» Синдзи Мураками для этого дома просто создан. Моя стеклянная витрина, наполненная Herm?s Rallye, требовала скорейшего новоселья.

Оно совпало с днем моего рождения, и муж сделал сюрприз: пригласил на новоселье несказанно мною любимую Диану Вишнёву. Далеко за полночь мы играли в мафию и крокодила. Я уже знала, что это станет традицией нашего дома. Как и красивые букеты, которые я собирала сама, вкусная еда, изысканное вино. Гости нашего дома всегда знали, что будет тепло, душевно и красиво.

— Маруся! – кричит муж.

— Да.

— Маруся!!

— Да!

— Маруся!!!

— Да что же???

— Мы горим!!! Вставай скорее, собирайся, эвакуация!

Мы, как назло, без няни, и эту ночь я спала с малышом. Оставляю его досыпать и бегу в кабинет за «папкой жизни». Там все: свидетельства о рождении, о браке, паспорта. Следующая остановка – сейф. Колье Bulgari, подарок мужа на день рождения в этом году, никуда не помещается. В гардеробной окидываю взглядом рейлы. Отдел Chanel выглядит красиво, но как я его попру? Стыдно! Все эти бесконечные «келли», «биркин», «констанции», «бонасье»... Бог с ними, стыдно, Маша! Посмотреть на это все последний раз можешь, но не смей тащить с собой! Не малодушничай.

Договорилась с собой. Ушла из гардеробной с ночнушкой и спокойным сердцем. Но тут же споткнулась о сумку с фотокамерой. В ней пара линз – беру универсальную, чтобы не тащить. Нет, я не фотограф, я, как сказали бы раньше, фотожурналист, по-нашему – блогер. Моих фото в iCloud висит два терабайта. Дальше на пути – библиотека. Вижу две толстенные непрочитанные книги современного русского автора. Вдруг я в ближайшие дни не попаду домой, а на следующей неделе лететь на Сен-Барт, там русский автор и сгодится. О, а вот и недовязанный кардиган – мое увлечение, монетизированное в портал domokhozi.ru. Бабушка Шура научила меня вязать, когда я была маленькая. Этот навык я вспоминаю, когда мне по-настоящему некомфортно или когда нужно убить время. Мелкая моторика успокаивает лучше, чем валокордин. Хватаю кардиган, пряжу и спицы.

В гардеробной окидываю взглядом рейлы. Отдел Chanel выглядит красиво, но как я его попру?

– Маруся! Все дети собраны?! – спрашивает муж, вынося хоккейный баул.

– У меня – да!

Малыш был собран на острова заранее – сумка лежала готовая, прихватила ее. Что же, что еще? Мысли роятся, огонь подбирается все ближе.

На улице сильный ветер, пламя разносится молниеносно. Вот уже чуть ниже моего дома полыхает «Морага» – винодельня Руперта Мёрдока. Наверное, Венди сейчас злорадствует. Несчастный единственный вертолет выливает на улицу сотни галлонов воды, но это как слону дробина. Полицейские звонят в дверь: «Немедленно освободите дом, ваша жизнь в опасности!» – «Сколько у нас есть времени?» – «У вас нет времени. Пожалуйста, покиньте дом».

Проверяю готовность детей к выходу. Машинально отмечаю хоккейный баул. Поразительно, как четко работает моя голова. Я не паникую. Я спокойна. Собаки вьются у моих ног, думают, что мы собираемся в парк, видя в моих руках ошейники и поводки. Впопыхах хватаю огромный мешок собачьего корма. Ну, по машинам! Я в «тесле», муж в своей. Куда ехать-то? Звоню ему, он – мне. Это любовь, когда вы одновременно звоните друг другу.

Но это в мирное время. Сейчас это не любовь.

– Маруся, куда едем?

– Beverly Hills Hotel, baby.

«Наконец-то поживу там», – думаю я, а в трубку говорю:

– Он ближе к нам, и с собаками можно.

Мы завтракаем в моем любимом Fountain в полуподвале отеля. Много лет назад мне показал его Бретт Ратнер. Да-да, тот самый режиссер, которого обвинили в домогательствах. Кстати, несмотря на давнюю дружбу, ко мне он не приставал. Видимо, боялся моего мужа. Еврейские парни все-таки молодцы: у них обострено чувство опасности. Только русские мужики при живом трехметровом муже могут схватить чужую жену за жопу. За что им, правда, честь и хвала. За завтраком, выгулом собак, еще непонятно чем проходит несколько часов. В номере я включаю телевизор. Там показывают, как горит мой дом. Я вижу свои стены, на которых я знаю все трещинки. Надо было их подлатать. Где валокордин? А, да, он тоже сгорел.

Чего только не бывало в моей жизни, но это чувство – новое. У меня больше нет дома. Дома моей любви. Потому что дом своей мечты я еще не построила. Видимо, и пожар случился потому, что я заслуживаю большего. Мой следующий дом будет лишен хлама, даже если этот хлам – дорогие коллекционные вещи. Мой дом будет чистым, без привязки к воспоминаниям. Воспоминания должны храниться в душе, а не в кубышке, не в гардеробной, не в сейфе. Человеку должно быть нужно мало. И он обязан быть счастлив малым. В этом – красота жизни.